На плацу в Освенциме.
Тот декабрьский день выдался на редкость холодным. Узников барака номер 12 вне очереди выгнали на плац.
- Строиться!
Шеренги в полосатых робах замерли по стойке «Смирно». Перед ними неторопливо прошелся оберштурмбанфюрер Краузе. Заключенные между собой называли его «Музыкант» за привычку насвистывать известные классические мотивчики. Теперь этот лощеный тип в начищенных до зеркального блеска сапогах, видимо, настроился на волну Штрауса «Дунайские волны».
Начало не предвещало ничего хорошего. Прошлый раз именно под эту мелодию он расстрелял пару стоявших затылок в затылок двух татар, решив, что во время осмотра нашел очередных замаскированных евреев.
«Музыкант» еще раз прошелся перед строем, оглядывая каждого. Потом объявил причину внепланового построения.
- Утром кто-то из вас украл порцию хлеба за завтраком. Пусть лучше выйдет сам. Будете стоять здесь, пока мы не найдем виновного.
Шеренги молчали.
Пятым справа стоял узник номер 2756. Там, в другой жизни его звали архимандрит Григол Перадзе. Большую часть своей недолгой жизни он ходил в рясе, с крестом и в клобуке. Но в этой, холодной и страшной реальности он ничем не отличался от стоящего рядом стеклодува Бронислава Ковальского или стоящего слева одессита Левы Зелинского. Леве каким-то чудом до сих пор удавалось скрывать, что он еврей и не отправиться с первой же партией приехавших в газовую камеру, а оттуда в печи Освенцима, которые дымили без передышки. Узники и охрана давно привыкли к сладковато-тошнотворному запаху, витавшему в воздухе от клубов дыма. Когда каждый день готовишься умереть, на запахи не реагируешь.
Узник номер 2756 стоял, как и все,не шелохнувшись, и думал. Так уж вышло, что именно он видел, как Лева, улучив момент, схватил лишнюю пайку землисто-черного хлеба из отрубей и молниеносно спрятал в рукав робы. У него в Одессе осталось трое детей и он, несмотря ни на что, надеялся выжить и увидеть их на свободе.
Перед внутренним взором архимандрита пробегала его прежняя жизнь.
Теплое солнечное детство в Кахетии. Игры с двумя братьями в отцовском доме.
Своего отца, Романоза Перадзе, он почти не помнит. Священник умер рано и оставил на попадью троих сыновей. Детские годы, как вода в Алазани, утекли быстро и только осталось в груди теплое неповторимое чувство.
Потом учеба в семинарии, и в тбилисском университете. И это приятно вспомнить, когда тебе плохо. Затем учительствовал в школе в деревне Хандаки. Много ли ему было надо? Нет, не много. Главное, служить своему народу там, где ты есть.
Но человек предполагает, а Бог располагает.
1921 год. Аннексия Грузии. Все переворачивается с ног на голову. Вот патриарх Амбросий (Хелая) отправляет Григола на учебу в Европу. Церкви нужны образованные люди. Теология не менее нужна крошечной стране, чем виноделие. Земного без небесного не бывает.
Время учебы в Берлине, жизнь в Париже....Будто это было совсем недавно.
Как много было сделано и сколько еще планов осталось в голове. Из положительного можно было назвать образованный им в 1929 году приход св. Нины, сплотивший грузинских эмигрантов на чужбине. Именно на это благословил его патриарх Амбросий, когда он уезжал из Грузии. Ему предлагали принять сан, но тогда он был еще не готов к этому. Желания его раздваивались. Ум манила стезя ученого, а душа звала служить церкви.
Поэтому он активно изучал теологию и восточные языки, всего около двенадцати, а в университете Бонна ему присвоили докторскую степень.
Рождество 1930 года....У тяжелобольного Григола было видение, что он должен был посвятить Господу всего себя. Температура высокая тому причина или нечто другое, но факт есть факт. 18 апреля 1931 года он принял постриг в греческом кафедральном соборе Лондона святой Софии. На следующий день там же был посвящен в дьяконы. А через месяц рукоположен священником в парижском греческом кафедральном соборе святого Степана, и определен игуменом в созданной им же грузинской церкви святой Нино. Очень все быстро и стремительно. Будто он прожил предыдущую часть жизни именно для этого Очень хотел вернуться на родину, но Советской Грузии он не нужен. Служителям культа нет места в новом обществе.
Затем его, молодого игумена, приглашают в Варшаву и назначают директором православной школы в Варшаве. Не таким он ожидал видеть свой монашеский путь, а сложилось именно как-то неожиданно. Вместо ухода от мира, в самую его гущу. Вместо молчания и созерцания – детский смех и постоянные вопросы. Оно и к лучшему. Монаху полезно видеть жизнь, как она есть, а то занесет в дебри высокомудрия – захочешь, не влезешь. Все –таки «где просто, там ангелов сто, а где мудрено – нет ни одного».
Иногда выдавались редкие часы отдыха и сравнительного уединения, и директор - монах посвящал их изучению грузинских рукописей, хранящихся в музеях и библиотеках разных стран. Ученики и не знали, что их директор известен в определенных кругах, как крупный ученый –исследователь. О. Григол сам не говорил, считал, что все эти звания – вещь скучная, а детям лучше жить в своей стихии, где урокам отведено свое место. Перебарщивать с учебой только охоту отбивать. Всему придет свое время и всему научатся. Тут, в Польше и застала о. Григола война. Она началась 1 сентября 1939 года и тогда никто и думать не мог, что продлится она долгих шесть лет, а потомки назовут ее Второй Мировой.....
... Холодные порывы ветра трепали лохмотья узников. Команды «Вольно» не было. Мороз крепчал. Охранников это точно не волновало. Стоят себе в шинелях, даже глаз из-под касок не видно. Будто манекены....
.... Первый раз о. Григол столкнулся с этими «манекенами» в тот памятный день, когда получил повестку явится в комендатуру в Варшаве. Думал, арест и внутренне готовился к худшему. Молился про себя.
- Укрепи меня, Господи.
Опасаться было чего. Он прятал гонимых евреев и знал, что рано или поздно придется поплатиться. Ибо «нет ничего тайного». Но и по другому поступить не мог. Иначе для чего тогда жить вообще.
В комендатуре его приняли вежливо, даже чересчур вежливо. Какой-то офицер на хорошем французском языке изложил причину вызова.
- Мы располагаем сведениями, что в одном из Парижских банков хранятся драгоценности Грузии. Вы, как эксперт, должны оценить их. Насколько они представляют интерес для Рейха.
Тысяча мыслей промелькнула в одно мгновение. Что именно лежит в банковском хранилище? Соглашаться или нет? Не принесет ли это вред Грузии. ...
- Я согласен. – ответил о. Григол после некоторой паузы.
Дорогу к банку он помнил смутно. Настолько нервничал, что именно увидит через некоторое время.
Увиденное превзошло ожидаемое.
С трепетом рассматривал о. Григол ценности, хранившиеся в 39 огромных ящиках. За сокровищницей следил Эквтиме Такаишвили (1)
Тут были изделия из золота и серебра с драгоценными камнями, редкие рукописи, картины, сокровища Зугдидского дворца Дадиани, имущество Гелатского и Мартвильского монастырей и многое другое.
- Итак, что вы скажете? – спросил сопровождавший его офицер. Он следил за реакцией ученого. Малейший восторг или блеск в глазах выдаст истинную ценность того, что лежит в этих ящиках.
Но лицо этого Перадзе было непроницаемым. Он внимательно осмотрел все 39 ящиков и сказал.
- Здесь нет ничего важного для Рейха. Все это представляет интерес только для народа Грузии. Как историческое прошлое для местного музея, не более того. Я могу написать подписать заключение.
- Яволь, я так и доложу, - и сопровождавший офицер тут же потерял интерес к происходящему.
О. Григол так и не узнал, что стало с этими ящиками впоследствии. Только молился.
- Ты Сам, Господи, сохрани и верни их в Грузию. Тебе все возможно.
Не суждено ему было узнать на земле, что молитва его исполнилась. ...
..... Ветер дует, шеренги стоят. Кажется, время замерло. Только и остается, что думать. Не властны охранники над его думами. Внутреннюю свободу отнять не возможно.
С разными людьми сталкивался о. Григол на своем пути. И часто, чаще чем хотелось, подтверждались слова псалмопевца Давида «всяк человек ложь». Чужие жалели, а свои предавали.
Гестаповцы пришли еще раз, по доносу в январе 1941 года. Там, на следствии выяснилось, что доносчики – люди, кто постоянно был с ним рядом. А именно руководство Кавказского комитета написало бумагу, что перед войной о. Григол был агентом польской разведки. Двойная боль за людей, которых ты любил. Хорошо, донос оказался ложным, а немцы и тут проявили свою знаменитую пунктуальность. Они имели на руках весь архив польской разведки и легко смогли убедиться в ложности обвинения.
Выпустили.... Шел он по улице и повторял любимые слова Иоанна Златоуста «Слава Богу за все!».
Но радовался он недолго. Второй донос не заставил себя ждать.
Предатели подбросили в его квартиру фотографии документов, предназначенных для гестапо, а затем донесли, что он является английским шпионом, который сфотографировал для англичан секретные документы. В доносе указывалось также место, где были спрятаны снимки.
Гестапо провело обыск. В его квартире быстро нашли, что искали - фотографию секретного документа и грузинские рукописи. 5 мая 1942 г. о. Григорий был арестован. Хорошо запомнил эту дату. Потом потерял счет времени.
Подвал мрачной тюрьмы Павяк в Варшаве. Несколько дней били и издевались. Смешались день с ночью т время тогда, как сейчас, остановило свой бег.
Одно утешение - слова Спасителя.
- "Блаженны вы, когда возненавидят вас люди, когда отлучат вас, и оклевещут, и подвергнут имя ваше бесчестию из-за Сына Человеческого; радуйтесь в тот день и ликуйте, ибо вот, велика награда ваша на небе!" (Лк 6)
Ноябрь 1942 года. Битком набитый товарняк, идущий в Освенцим.Чьи то спины и локти. Запах вони и пота. Ехал, слушал стук колес и понимал: обратной дороги не будет. Поезд уносил его все дальше и дальше от любимой родины, но ближе к вечности.
.... Зимой рано темнеет. Мороз крепчает. Рядом дрожит Лева. Что он думает, итак ясно. Из-за него мучают всех. Кто-то должен признаться. О. Григол повернулся к нему.
- Молись за меня.
Потом выступил вперед и сказал.
- Это я украл хлеб.
Солдаты спустили двух овчарок. Но, странное дело, псы, натренированные сразу перегрызать горло беглецам, его не тронули. Вышла заминка. Тогда один из охранников принес канистру с бензином, облил вора и чиркнул спичкой.
Живой факел, как большая свеча, долго горел на плацу Освенцима....(2)
................ ................... ..................
Спустя четыре дня в комендатуру лагеря пришло письмо от Варшавской Православной Митрополии с просьбой сообщить об арестованном о. Григории Перадзе. С истинно немецкой пунктуальностью канцелярист ответил, что о вышеуказанный арестант умер 6 декабря 1942 г. в 16.45 минут в Освенциме на ул. Кошарова.
Примечание.
1. 1, В 2002 году Священный Синод Грузинской Православной Церкви канонизировал Эквтиме Такаишвили под именем — Святой Эквтиме Божий человек.
2. Архимандрит Григорий Перадзе был причислен в лике мученика к сонму святых 19 декабря 1995 г. на Соборе Грузинской Православной Церкви.