(Из цикла «Кухонные монологи»)

  - ...Я тут уже 5 лет. До ручки дошла. Уже сил никаких нет. С приезда, понимаешь, шок за шоком. Знала б, шо такое эта Грузия изнутри - ни за шо б ни приехала. Сидела бы в своем Луганске и наслаждалася жизнью. Ты представляешь, прямо с аэропорта как пошло поехало, так до сих пор опомниться не могу.

  Выходим мы, значит, с Важенькой из аэропорта, а божечки ж мои, нас встречает толпа мужиков! Человек 30-40! И ни одной женщины. Все, как выясняется, родственники. Хиба ж, думаю, никого дома не оставили. Все сюда приперли - не поленилися. Уже шок у меня.

  Сели мы в машины, поехали. Смотрю по сторонам. Мама родная, как Тбилиси миновали, шо за запустение и убожество. То ли дело, у нас в Луганске.

  Моя двоюродная сестра Ленка меня предупреждала.

  - Не едь, Оксана, в Грузию. Умоляю, не едь! Я вишь в какую лужу села.

  - А с ней что случилось?

  - Она тоже в грузина влюбилася. У нас на базаре познакомились. Ухаживать стал. Туда - сюда. Ну сама знаешь, как бывает. Стали вместе жить.

  Потом сказал, что у него жена и ребенок во время родов померли. А русские бабы ж знаешь, какие жалостливые. Ах, ох, жена умерла! Да ты мой хороший, бедный - разнесчастный.

  Стала, короче, она на него деньги тратить, ублажать. Тоже делать нечего было.

  А потом случайно выяснилось, что у него в Грузии жена и двое детей. Живы - здоровы. И он им деньги высылает.

  От жеж Ленка потом его матом крыла, успокоиться не могла. Такое набрехать! Живых людей своим поганым языком в землю закопать!

  Потом, конечно, выгнала его. А мне предупрежденье делала - «Не связывайся с этим Важей! Все они одинаковые!».

 А я ее и слушать не хотела. Шо Ленка в моих делах смыслит? У нас же любовь! Мы уже итак два года живем - все нормально.

  И я сама дала Важе свою родительскую трехкомнатную квартиру с пристройкой и мебелью продать и сюда с моей дочкой поехала. Он мне еще наобещал с три короба. Мы, мол, в Грузию только перекантоваться и его родителей-стариков повидать, а потом в какую-нибудь другую страну на постоянку.

  Так он мне по крайней мере пел, соловьем заливался.

  Приехали мы в итоге в его мегрельскую деревню. И шо ж я бачу? Сарай какой-то. Крыша, рамы - выкрасить и выбросить. У меня, значит, обратный шок. Ты пальцы-то загибай, считай какой по счету удар для меня.

  Зашли в дом. Там картина маслом. 50-ые годы советской власти. А мужики эти сопровождающие за нами валят. Стол большой, смотрю, уже накрыт. Женщины на подхвате суетятся и ни одна за него не садится. «Идите, говорят, к столу отметить приезд».

  А я уставшая, ног под собой не чую. Чуть не послала их в сердцах. Идите, мол, лесом, какое время эти гулянки.

  И спать пошла. Обнялись мы с дочкой наедине, сидим плачем. Куда мы попали.

  На другой день свекровь мне претензию высказывает. Щеки надула, как хомяк, и бубнит:

  - Ай- яй, Оксана, рази так можна? Что люди скажут.

  - Да мне плевать, говорю, что скажут. Раз у них столько мозгов нет, что человек с дороги отдохнуть должен.

  Короче, стали мы жить в этой лачуге. Пошла я сразу купила приличную мебель и технику. Не сидеть же как бомжи.

  Через день, смотрю, праздник какой-то. Свекровь и золовка опять пир на весь мир устроили. Опять, значит, пол деревни явилося и нас с мужем зовут. И мне, прикинь, в уголку на женский стол указывают. Иди не выругайся. Я ж не корова и не жираф, чтоб вот так вот отделять.

  - Не знаю, говорю, я эти ваши законы и знать не хочу. Не в Африке живем.

  И пошла села по середке рядом с Важей.

  Мужики переглядываются, Важа краснеет, бледнеет.

  Но мне до фени. Сижу и в тарелку себе голубцов, или как их там, накладываю. Как себя в этой жизни поставишь, так и будет.

  А есть не смогла, очень уж острое.

  Вышла потом до речки, сижу и плачу. Знать бы наперед, что так все повернется....

  Прошел так месяц или около того.

  Слышу как-то - паника, шум. Свекровь говорит - соседскую девчонку украли. У меня глаза на лоб. Какой век на дворе? Как украли?

  Смотрю, опять толпа родни собралась и пошли куда-то перетирать дела. Важа мне переводит что к чему. А у меня все бурлит. Как так-то?

  Ладно и это проехали. Что мне чужие проблемы, когда дома своя кутерьма.

  Я готовлю и вежливо так спрашиваю:

  - Мама, вы борщ будете?

 А свекровь носом крутит.

  - Я борщ не ем.

  Зачем, спрашивается. У меня борщ знатный, наваристый, с галушками. Важенька три тарелки за раз выхлебывает. И свекр тоже не кочевряжится.

  Обратно вежливость проявляю:

  - Мамо, а салату вам положить?

  Эта кукла опять с капризами:

  - Я его по другому делаю.

  Приходится мне салат по разным мискам резать.

  А тут еще Важа на меня стал наезжать, чего раньше никогда не было.

  Чуть что сторону своей мамочки берет, когда я права на все сто. Нервы мои трепет. Ему, оказывается, надо показать, что мама его тут главный министр младшего дворника. (У меня с первой свекровью таких приключений не было. Галя свойская была, в наши дела нос не сувала. Да и жили мы с первым мужем отдельно, а не как здесь - одним колхозом, только через стенку.)

  Словом, каждый день у нас дым коромыслом. Еще и золовка тявкает. Масла в огонь подливает. Хоть бы кто эту дуру замуж взял. Так нет же, на мое счастье.

  И еще, знаешь, затуркали они меня вдвоем за сигареты. У нас, мол, женщины не курят. А мне шо делать, когда я курю с 15 лет. У нас все так и никто с ума не сходит. А потом заметила. Здесь бабы, знаешь, какие. Курят потихоньку. А на людях они, слово такое, дай Бог памяти, ааа вспомнила «патиосани» (1).

  И еще, чудно мне. Тут знаешь, много баб в возрасте, незамужние и совсем одни остаются. У нас, когда за 35 перевалит, многие рожают для себя и люди это не осуждают. А тут. Мама родная - средневековье.

  Пыталась я тут и язык учить... Самоучитель грузинский купила. Полистала. Тык - мык. Никак. Я дома и украинский одолеть чисто не могла, а здеся только звуки одни чего стоят. Невозможное дело.

 В деревне по-русски почти никто не говорит. Общаться мне не с кем. Скукотища....

  - Уезжать, значит, придется, раз так все грустно.

  - Куда, в смысле уезжать? Ты шо? Проблем да, много. Но где ж их нет. Но у нас же любовь. И потом я тебе сказать забыла, Важа-то мой - инвалид. Ему на абхазской войне руку и ногу оторвало. Как такого бросить? Шо я без сердца, шоль? Не, назад пути нет. И разговору быть не может.....

Примечания:

(1)  Патиосани (гр.) – порядочная.