Цветок кактуса.
1994 г. Текле Цагурия, известная всем окружающим хроническим неврозом и донельзя расшатанными нервами, наконец-то обрела источник постоянной духовной подпитки.
Ее, 35 -летнюю домохозяйку, все соседи единогласно считали «мученицей по жизни» и временами выражали свое малополезное сочувствие. Общеизвестно было, что Текле крутилась почти круглые сутки, как заводная, обслуживая и выполняя малейшие прихоти своих двух детей и не в меру упитанного мужа, очень напоминающего раскладной кресло-диван, покрытый черным ворсом. Муж благополучно числился в каком-то НИИ, получал смехотворную зарплату, никогда не доносимую до дома, и проводил все свое время, играя в нарды и домино.
Текле хваталась за все более или менее легальные заработки. Вязала, пекла, шила, делала искусственные люстры, перепродавала чьи-то одеяния сомнительного происхождения и прочее, прочее.
В начале бурных 90-х Текле, находясь на пике нервного срыва, случайно забрела в русскую церковь Иоанна Богослова и познакомилась там с Феодорой. Феодора, голубоглазая, курносая старушка, неизменно сидела на колченогом стуле у дверей в притворе и собирала милостыню. Передвигалась она с большим трудом, но во время службы обязательно добиралась до центра, где на одной из стен висела Иверская икона и долго молилась. Она что-то шептала, дотошно перечисляла чьи-то имена и чужие проблемы - выпрашивала какие-то блага своим многочисленным подателям.
И вот в один прекрасный день Текле, цокая каблуками, прошла мимо Феодоры и чисто автоматически протянула ей мелочь. (Ей всегда было особенно жалко вымирающих русских бабок, которые вот так же стояли с протянутой рукой на улицах. У нищей грузинки всегда окажутся хоть какие-нибудь родственники, а у русской, застрявшей в Грузии с Отечественной войны, когда эшелонами везли эвакуированных - хоть шаром покати. И никому-то они, бедолаги, не нужны - ни Шеварднадзе, ни Ельцину.)
С мелочи все и началось. Старушка, тут же вскинув молодые смеющиеся глаза, поинтересовалась.
- Как тебя звать, доченька?
Текле назвалась.
Феодора быстро перевела.
- По-русски «Фекла». В честь первомученицы, значит. А семейные твои?
Слегка помедлив, Текле перечислила.
- А что ты думаешь, - ответила на ее немой вопрос чудаковатая нищая, - на милостыне сидеть - дело нешуточное. Ответственность огромная. Мне вон сколькие люди подают.
И Феодора запустила руку в оттопыренный карман черной юбки и вытащила со звоном полную пригоршню мелочи.
Текле попыталась скрыть удивление, подумав: «Хороша матховарка (1) Да она еще меня купит и продаст. Я тут голову ломаю - не знаю, за что схватиться. А здесь, оказывается, санаторий - сиди себе на скамейке и денежки собирай».
Лицо у Текле как телевизор. Помыслила и все на виду.
Феодора тут же протянула ей горсть мелочи.
- А ты возьми, деточка. У меня, смотри, вон сколько.
Текле отпрянула.
Феодора не унималась.
- Да ты бери, не стесняйся. У меня только два хвоста на шее, а у тебя три.
- А с кем вы живете? - спросила Текле из вежливости.
- Сын у меня инвалид и внук на один глаз слепой - на Абхазской войне ранили. Всех я кормлю. Мне, старухе, сподручней руку к людям протягивать. Мужикам сложнее.
Текле слушала, не зная, что дальше спрашивать. Потом решив, что самое время откланяться, кивнула новой знакомой.
- Я пойду.
- Иди с Богом, Феклушка. - Потом крикнула вслед. - Ты, давай, заходи почаще, еще поговорим…
Текле шла домой в приподнятом настроении, сама не понимая, откуда оно взялось.
После этого Текле, как-то сама не зная почему, хоть раз в неделю, но стала выкраивать время, чтобы забежать в ту церковь. По быстрому ставила свечку, руководствуясь принципом: «Авось поможет как-нибудь», и тут же выходила в притвор поболтать с Феодорой.
Та, уже знавшая жизненные коллизии Текле наизусть, встречала ее с непритворным интересом.
- Ну, как там твой муж? Опять в парке штаны протирает. Я молюсь за него.
И слушала очередные катаклизмы про членов Теклиной семьи. Где надо, успокаивала.
- … Без скорбей никак нельзя. Знаешь, как Амбросий Оптинский говорил: «Терпел Моисей, терпел Елисей, терпел Илья, потерплю и я».
Текле, осмыслив раннее неслыханное, соглашалась.
Хождение в церковь к Феодоре постепенно перешло во что-то близко- привычное, без которого было трудно тянуть ежедневную постылую лямку, называемую каждодневной жизнью. И хотя старуха упорно твердила, что надо в «церкви искать прежде всего Бога» и еще что-то про посты, исповедь, Причастие, Текле и без этого всего было очень комфортно и не хотелось ничего менять.
У Феодоры всегда находился подходящий к случаю духовный совет или история из жития святых.
Стоит Текле пожаловаться.
- Опять Бондо вчера деньги в карты проиграл. А дома пусто-пусто. Сил моих нет.
У Феодоры своя история тут как тут.
- Знаешь, Феклушка, один монах все роптал о тяжести своего креста. И увидел как-то дивный сон, - Феодора входила в образ, и, расширив глаза, подробно описывала мизансцену, будто сама ее видела. - Пещера такая, мхом заросшая, а по стенкам кресты разной величины висят - пустого места не найдешь. Все они разные. Тут и золотые и огромные каменные и серебряные, есть и железные, из решетки сделанные.И голос ему свыше: «Выбери для себя любой крест!» он искал, искал и выбрал для себя маленький деревянный крестик. «Вот этот, говорит, хочу». Ему опять голос с неба.
- Ты выбрал то, что у тебя есть…
- Эх, Феклушка, - вздохнула рассказчица, - столько людей приходят сюда в отчаянии. Кто в наркотиках запутался, кого в деньгах друзья подставили. Я, как могу, успокаиваю. Главное, чтобы не случилось, надежду не терять.
…… …… ……
Во время своих визитов Текле невольно наблюдала, что она не одинока в своих предпочтениях. К Феодоре то и дело подходили совершенно разные люди: и завсегдатаи- прихожане, и совершенно случайные личности, зашедшие в церковь с видом зевак. И для каждого у Феодоры находилось что-то свое, особенное, нужное конкретному человеку слово.
Как-то Текле уже уходила после очередного разговора, как увиденное краем глаза заставило ее задержаться.
Шикарно разодетая дама, проходя мимо, дала Феодоре какую-то мелочь. Нищенка тронула ее кожаный плащ своей коричневой рукой с поломанными ногтями. Хозяйка кожаного великолепия брезгливо отшатнулась, повернувшись к Текле лицом. И Текле тут же узнала в ней известную телеведущую.
- За вашу доброту ко мне, грешной, я расскажу вам одну притчу, - так обратилась к ней Феодора.
На ухоженном лице появилось любопытство. Уходить телевизионная дама явно не собиралась.
И Феодора, поправив узел черного платка под челюстью, не спеша начала повествование.
- Одного человека позвали на суд к царю. Он испугался и попросил своих трех друзей: « Пойдемте со мной!» Первый друг проводил его до ворот дворца и сказал: «Дальше я идти не могу". Второй друг вошел вместе с ним во дворец, но до дворца не дошел. Только третий обнадежил его. «Я пойду с тобой до конца и буду защищать тебя».
Вот вы, - обратилась Феодора к очкастой даме с еле заметной иронией, - сразу видно, человек умственного труда: скажите мне, кто были те три друга и какой смысл этой сказки.
Телеведущая промямлила что-то абстрактно-заумное.
- Знаете, существует несколько версий вашей притчи, но утверждать точно я затрудняюсь…
Полуграмотная старуха и тут оказалась на высоте.
- Я тебе, милушка, свою версию скажу. Царь - это Бог. Суд - сама понимаешь, он нас всех в конце жизни ждет. Первый друг человека - семья и ближние его, которые до гроба провожают, второй друг - профессия, ее человек с собой в могилу уносит; а третий друг - это добрые дела, которые за него на Страшном Судище встанут.
Так я это все к чему клоню, - Феодора назидательно приподняла указательный палец. - Чтоб эти твои 5 тетри в последний день многие твои грехи перевесили.
Телеведущая сперва не нашлась, что ответить, потом глубокомысленно изрекла.
- Вы знаете, вы мне подали блестящий сюжет для передачи. Я в данный момент находилась в поиске…
Дальше Текле не стала слушать и побежала к автобусной остановке, мысленно восхищаясь: « Не бабка, а ходячая энциклопедия!»
И вот однажды, придя в церковь, Текле не нашла своей духовной наставницы на ее привычном месте. Вышла во двор, где сидели другие нищие. Феодоры нигде не было видно. Только ее стул валялся у мусорника за углом. Текле тут же бросилась к свечнице.
- Тут Феодора сидела. Где она?
Свечница - типичная серая мышка без возраста, скользнула по ней безразличным взглядом и буркнула.
- Понятия не имею! - и вернулась к чтению журнала с портретом улыбающегося священника на обложке.
Текле, привыкшая много чего в этой жизни брать горлом, повысила голос.
- Как это « понятия не имею»? Вы обязаны знать! Она… - тут произошла маленькая заминка - надо было вспомнить кое-какие детали из Фоедориных рассказов, - 20 лет ваша прихожанка.
Серая мышка в аккуратно повязанном платке возвела на нее жалостливый взгляд.
- Я здесь учет не веду, кто сколько ходит. Здесь церковь, а не архив.
Текле и не думала сдаваться.
- Хорошо, а где она живет? Я сама к ней пойду.
Последовало вялое пожатие плеч.
- Кажется, где-то на этой улице…
Свечнице явно надоел бессмысленный разговор, и она официальным тоном объявила о конце аудиенции.
- Сестра, не отрывайте от дела. Если у вас есть вопросы, обратитесь к настоятелю.
У настоятеля, седобородого худенького старичка, повторилось все то же самое, только диалог был еще короче.
В итоге Текле оказалась на улице, ведущей к метро.
Страх потерять духовную поддержку в лице полуграмотной старухи был настолько велик, что Текле стала методично обходить двор за двором. После долгих расспросов ей указали на дверь в полуподвал.
После стука из-за некрашеной двери послышалось хрипловатое.
- Открыта - а!
Запах сырости и какой-то застарелой плесени ударил волной в лицо. За столом, уставленным грязной посудой, сидел обрюзгший полулысый мужик в несвежей майке и физкультурных штанах.
- Феодора здесь живет? - спросила Текле, чувствуя, что она здесь явно не к месту.
- Была, - рыгнул неприятный субъект, недобро поглядывая на незваную гостью. Затем буркнул. - Чего надо?
- Я…, - растерялась Текле, и, не найдя ничего более умного, выдавила. - Я из церкви. - Феодоры там не было. А вы ее сын?
Орангутанг издал какой-то утвердительный горловой звук. Потом добавил. - Окочурилась маманя.
- Как? Когда?
- Да мало денег из своей богадельни принесла. Я бухой был и тряхнул слегка эту старую вешалку. А она возьми и умри… Кормилица долбанная. На днях похоронили.
Текле, не прощаясь, хлопнула дверью и выбежала на тихую улицу Киачели. В голове не укладывалось столько противоречивой информации сразу. Феодора, отдавшая пол жизни церкви, умерла в полной неизвестности, не получив даже малейшего знака уважения вроде панихиды.
Второе кричащее противоречие: она, светящаяся изнутри и ее сын, не только ничего не взявший от нее, но и еще и использовавший мать в качестве дойной коровы. Теперь стали понятны слова: «Сын-то у меня инвалид», без уточнения диагноза.
В церковь Текле больше не ходила. Там для нее стало пусто и неинтересно.
Случайно оказавшись через полгода у знакомых дверей, Текле невольно стала всматриваться в лица нищих, слушать обрывки их разговоров - в основном о дележке милостыни и выяснении - кому больше досталось.
Нет, увы, никого более или менее похожего на Феодору среди них не было. Тут Текле на ум пришло неожиданное сравнение. Цветок кактуса, говорят, раз в сто лет цветет, и увидеть его цветение - счастливый знак. А простых кактусов - считать умаешься. Кому они интересны?
Сами собой всплыли слова Феодоры, сказанные во время одной из встреч.
- Знаешь, деточка, ученые люди вот о смысле жизни толкуют. А это я так понимаю. Когда каждый из нас умрет, после него в этом темном мире должно стать немножечко светлее и добрее.
Тогда эти слова были пропущены мимо ушей, а сейчас, стоя у железной двери в церковь и с отвращением, разглядывая нищих, таких не похожих на ее любимую Феодору, она обнаружила нечто удивительное. Стоило ей вспомнить это светлое сморщенное лицо в обрамлении черной косынки - как тут же, словно по волшебству, исчезала любая злость на кого бы то ни было.
А это так важно для человека, живущего в нищей стране, да еще и в переходный период от социализма к дикому капитализму. Уж чего-чего, а отрицательных эмоций от окружающей действительности у Текле всегда было хоть отбавляй.
7.09.08