Удержать мечту.

Ира Губенко сидела за сараем в самом конце сада и плакала.

Дело происходило в одной безвестной Кахетинский деревушке. На улице, за невысокими воротами виднелись брезентовые палатки. По шуму голосов можно было догадаться, что эти ужасные поминки, называемые здесь келехом, наконец-то закончились. Дедушку ее мужа Резо достойно проводили в вечность.

Впрочем, тут надо сказать «бывшего мужа» потому что между Резо и Ирой все кончено. Навсегда. Прямо и бесповоротно.

Ира зарыдала с новой силой. Было мучительно жалко себя, свои радужные мечты, которые разбились вдребезги от столкновения с мерзкой реальностью.

А как все хорошо начиналось. Просто и гениально, как в сказке, когда люди созданы друг для друга....

Ира родилась на Украине в Николаеве. Ничем особым от ровесниц не отличалась. Разве что имела одно странное пристрастие. Еще школьницей она замирала от ее песни про нелетную погоду, которую пела по телевизору Нани Брегвадзе с непередаваемым акцентом. Еще тогда загадала: «Выйду замуж за грузина». О грузинах у нее было очень смутное представление, как, впрочем, и о деталях достижения своего плана. Тем не менее в мозгах эта идея засела намертво. Гвоздем не выковыряешь.

С Резо они познакомились очень примитивно - на автобусной остановке. Он пропустил ее вперед, а потом ринулся покупать билет за проезд. Да с такой скоростью, будто за ним волки гнались.

Слово за слово, а дальше понеслось стремительно, будто знали друг друга всю жизнь. И вылилось это половодье чувств во вполне логичное предложение.

- Давай поженимся!

- Давай! - тут же ответила Ира, не сводя влюбленных глаз с воплощения своей мечты.

У Резо все было на месте: и рост, и улыбка, и волосатая грудь, ну и конечно, доброе сердце.

А ухаживал он как! Просто восхитительно.

По всему было видно, что это был перст судьбы, который постучал обоим по макушкам. Тем более и Резо соловьем заливался, что просто не мог пройти мимо такой роскошной блондинки, как Ирина.

Когда первые впечатления после приезда улеглись, Ира стала присматриваться к окружающей обстановке. Скоро стало ясно, что с фильмами о Грузии эта самая действительность не имеет ничего общего.

Ну ничегошеньки!

Их однокомнатная находилась далеко от центра в каком-то жутком корпусе. Мусоропровод был наглухо закрыт, и по утрам жильцы выносили кульки с мусором к огромным бакам.

Незнакомый язык резал ухо, а по-русски здесь ровесники Иры явно понимали с трудом. Во всяком случае ответы не располагали к общению. С балконов могли швырнуть что угодно, начиная от окурков, семечек и кончая корками хлеба.

Ночью Иру постоянно будили пьяные серенады, которые доносились с улицы.

Резо, как мог, сглаживал неровности бытия.

- Люди идут из ресторана и поют.

- Почему они не думают, что другие спят в это время. Надо вызвать полицию.

- На них реагируешь так отрицательно только ты. Все остальные входят в их положение.

- А я не буду входить в положение каких-то пьяниц.

- Они не пьяницы. Они просто хорошо посидели. Это святое.

В характере Резо тоже обнаружились досадные минусы. Он категорически отказывался брать Иру на встречи с друзьями в хинкальную, отговариваясь каким-то средневековьем: «Там женщине не место». Гардероб Иры подвергся строжайшему отбору. Все открытые майки и юбки слегка выше колен попали в черный список по другой пещерной логике: «приличные женщины такое не носят».

В итоге супруги стали постоянно конфликтовать.

- Ты меня не любишь! - возмущалась Ира.

- Люблю, очень люблю, - доказывал Резо. - Просто здесь так нельзя!

Еще и со свекровью отношения не сложились с самого начала. Пришла она с какой-то троюродной тетей в гости сразу после приезда и, не разуваясь, идет в гостиную. Ира и поставила на вид этим клушам.

- Стойте в прихожей и ждите тапочки!

Непонятливые переглянулись, а Резо схватился за голову и чуть ли не силком затащил их к столу.

За столом тоже было много казусов. Всего не перечислишь. В итоге Резо после ухода птеродактилей пропесочил ей мозги на тему: «что такое хорошо и что такое плохо» в аспекте тбилисского этикета.

Вообще кризис молодой семьи был на лицо.

А тут еще через месяц звонок - в деревне у Резо дедушка умер.

Ира предложила культурно отделаться телеграммой, но не вышло.

- Завтра же едем!

Ира поставила ему последнее железное условие, чтобы сели на поминках вместе. По ходу осведомилась, скоро ли кончится все мероприятие и сколько человек намечается.

- Все будет очень скромно. Человек 300. Все свои.

Ире стало дурно. Мысленно прикинула расход. Совсем поплохело.

Нет, они тут все больные на голову.

На другой день приехали в эту глухомань. Отстой еще тот, конечно. И лица, как из семнадцатого века.

Посидев минут пять у гроба, Ира пошла посмотреть на приготовления к келеху. Ну и высказала все, что думала прямо, без обиняков. Должна ж быть разница между свадьбой и похоронами. Куда, спрашивается, столько наготовили? Ира вполне доступно объяснила как схожий ритуал происходит в узком кругу на Украине. Аборигены подняли гвалт, потом с трудом сформулировали по-русски что-то вроде тезиса - « в чужой монастырь со своим уставом не ходят».

Дальше - больше. Отрицательные впечатления у Иры усиливались, как снежный ком по наклонной плоскости. Но она держалась из последних сил пока на келехе Резо, вопреки договору, не посадил ее за женский стол между сестрой и матерью, а сам уселся отдельно с мужиками. Гомофобия и дискриминация были на лицо.

Ира нашла момент и ускользнула под шумок в сад, где и дала волю слезам.

Ее здесь не ценят, не уважают и прилюдно плюют в тонкую, ранимую душу. Нет, надо срочно делать аборт, благо срок совсем маленький, и срочно уматывать. Хватит с нее этой кавказской романтики....

-... Ты здесь, девочка? - раздался под ухом чей-то скрипучий голос.

Ира подняла заплаканные глаза. К ней ковыляла бабка Резо, опираясь на палку. Еще тот экспонат из местного паноптикума. Вся в черном, платок поперек лба повязан по самые брови, во рту два с половиной зуба. Один глаз прикрыт.

- Что, не понравилось тебе у нас, девочка? Все чужое, непривычное.

Ира молчала, не зная как реагировать. За месяц пребывания уже усекла, что «Восток - дело тонкое» и что из чего выходит, не всегда понятно.

- Я тебя понимаю, - бабка, по-видимому, не нуждалась в ответах оппонента. - Когда меня из Цхинвали привезли, мне тут тоже все не понравилось. Только тогда времена были другие, люди сразу о разводах не думали, пожив пару дней...

« Э, да у нее какой-то поток мысли без тормозов», подумала Ира, но прерывать бабку не стала.

Старушенция тут повернулась к ней полубоком.

-... И ты не спеши все бросать. Ведь Резо на тебя не надышится. Видишь, рядом с матерью посадил. И от тебя только и требуется. Полюбить, что он любит. У любви другие глаза. Тогда все изменится.

- Что вы такое говорите? - Ирино терпение лопнуло от такой явной ахинеи. - Как можно полюбить то, от чего тошнит?

- Я не скажу тебе просто терпеть, как нам в свое время. Это скучно и грустно. А именно полюбить с хорошим и плохим. Как своего будущего ребенка. Чем быстрее ты впустишь Грузию в свое сердце, тем быстрее она обнимет тебя. Это очень просто, но я не знаю, как объяснить.

И бабулька перешла к конкретным примерам. Мол, есть два пути для завоевания взаимного расположения: учить язык, как можно больше общаться с людьми, и они, видя твой неподдельный интерес, ответят тебе взаимностью.

Второй путь сложнее, но и он в итоге ведет к успеху.

- Была тут у нас в деревне одна невестка из Литвы. Причем свекровь ее не хотела. Так эта девочка решила доказать, что она достойная жена своего мужа. Такую красоту у себя во дворе навела, (как это говорится, «немецкий порядок») наши, разинув рты, приходили у нее учиться. А какой хлеб воздушный пекла. За ее буханки наши пять шоти (1) давали, чтоб своих гостей удивить. И говорили с ней, конечно, по-русски...

В итоге бабка предложила Ире что-то типа сделки.

- Не торопись все ломать. Давай подождем год. Если ты по прежнему будешь видеть здесь только плохое, я лично куплю тебе билет и отправлю домой. Пенсию я свою откладываю, так что не сомневайся.

Ночью Ира проснулась от разговора двух споривших : Резо и вчерашней бабки. Разговор она не поняла, но насторожило повторяющееся слово «Есенин». Литературные дебаты в этой глуши - это уж чересчур. Все-таки жаль, что она не знает языка. Утром из любопытства пристала к мужу.

- О чем вы ночью говорили?

Резо сперва помялся, потом нехотя ответил.

- Она говорит, чтоб я каждую неделю по стихотворению Есенина учил наизусть.

- Зачем? - Ира ожидала все что угодно, но только не это. Сама в школе стихи учить не любила, как любую обязаловку. Читать вспух еще куда ни шло.

- Я ей говорила, что ты из-за стихов с ума не сходишь. А она опять свое. Твердит: «Дело не в стихах, а в уважении! Увидит твоя жена, что ты Есенина учишь, и на наш язык посмотрит по другому».

При отъезде в город, бабка погрозила внуку пальцем.

- Есенина учи! Позвоню проверю!

..... ...... .....

Ровно через год Ира была по горло в готовке. В кухне везде, где было свободное пространство стояли миски и кастрюльки с полуфабрикатами разных традиционных блюд. Годовщину дедушки решили справлять дома. Поехать в деревню не выходило никак. С грудным ребенком путешествовать трудновато. В ближайший сквер собираться надо как к выходу в открытый космос, а деревня представлялась и вообще другой галактикой.

Гастрономический процесс застопорился на пол пути из-за Резо.

- Я тебе русским языком сказала: « Купи два пучка церецо, один пучок омбало и это, как его пять пучков испанахи для пхали!» - распекала Ира проштрафившегося мужа.

- Откуда мне знать как выглядят эти церецо и омбало (2). - оправдывался Резо. - Я до сих пор не могу киндзу от петрушки отличить.

-Ну ты даешь! Всю жизнь прожить здесь и не разобраться в таких простых вещах. Тютя - матютя... - бушевала Ира.

Про истекавший в тот день испытательный срок никто и не вспомнил.Было не до того.



Примечание.

1. Вытянутый грузинский хлеб.

2. Омбало - растение, которое употребляют в пищу. По латыни (Mentha pulegium), Церецо - растение, которое добавляет в пищу для придания вкусовых качеств. По латыни

Anethum graveolens