В маршрутке рядом через проход едут он и она. Он - приземистый, коренастый, коричневый от многолетнего загара, с румянцем, который характерен для жителей деревни, привыкших начинать трудовой день со стакана домашнего вина. Одет в клетчатую рубашку и темные, и выгоревшие брюки. На вид ему лет под 60.
Она - пожилая монахиня с бледным, невыразительным лицом и голубовато-прозрачными глазами. Тонкие, худые пальцы механически перебирают матерчатые черные четки, удачно гармонирующие с ее одеянием.
У ее соседа в руках старая затасканная сумка, из которой выглядывает голова петуха с красным бугристым гребнем. Петух, скосив глаз, рассматривает окружающий мир и монахиню в частности. Вдруг он начинает вырываться и отчаяно кудахтать.
Его владелец грозит ему кулаком, запихивает птицу поглубже и бурчит что-то нечленораздельное. Потом, ойкнув, с испугом смотрит на монахиню и спешно крестится. Безмятежное лицо попутчицы не выдает эмоций и крестьянин понимает, что его нелитературные выражения вряд ли поняли.
Он, видимо, делает вывод, что рядом приезжая и проясняет ситуацию на русском.
- Скоро башку отрежу и конец! - потом неожиданно спрашивает. - Вы откуда приехали?
- Из России. Помолиться у ваших святынь.
- Ааа. Хорошее дело.
Пауза.
Потом монахиня проявляет интерес.
- Куда вы его везете?
- Святому Георгию в жертву! - владелец пернатого гордо расправляет обвислые плечи. - Как обещал.
- Зачем?! - пугается матушка и цитирует к месту. « Яко аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо: всесожжения не благоволише. Жертва Богу дух сокрушен!».
По лицу ее собеседника видно, что он ничего не понимает и монахиня объясняет.
- Господу не нужны кровавые жертвы. Ему нужно наше смиренное сердце.
- Сердце-мердце не знаю я, - раздражается крестьянин. - Я слово дал. Если мой Ачико женится, я петуха зарэжу. Святому Георгию. Как спасибо.
Монахиня не может связать во едино столько разных действующих лиц и просит пояснить.
- Мой петух - зверь! Никого в дом не пускает. Как бешенный кидается и глаза хочет... как это по-русски... покушать... Столько раз хотел его зарезать. Но жалко. Для кур очень хороший, как мужчина!...
Монахиня усиленно начинает перебирать четки.
Ее собеседник не замечает ее маневра и продолжает с жаром рассказывать.
-... Сын мой, Ачико. Никак женить не могли. Эта не та, у той зубы кривые, у другой ноги короткие. Недавно к нам во двор одна девушка зашла.. Хорошая девушка. Городская. Вид есть. Воды хотела. Мой петух как кинется на нее. Прямо на голову сел и долбит. Кровь пошла. Еле отгнали этого негодяя. Пришлось к врачу повести. Ачико с ней поехал. Пока ехал, познакомились. Туда- сюда. Кароче свадьба на днях. А я раньше поклялся. «Ачико женится, петуха зарежу!». Еще будет невестку каждый раз клевать - не то, кароче. Самое время его убрать.
- А почему вы его дома не зарезали?
- Я ж говорю, в церковь везу, к святому Георгию! Там три раза с ним круг сделаю и потом назад. Дома зарежу, соседей позову. Посидим хорошо. Перед свадьбой. Причина все-таки.
Монахиня удивляется.
- А святой Георгий причем?
- Эээ! Так говорят! Петух ,знаешь, птица наглая. Когда Петр отрекся, эта зараза три раза кукакрекла. Потому их в жертву приносят. У нас так!- и рассказчик приосанился.
Монахиня только развела руками и опять взялась за четки. Местные особенности православия не укладывались в голове.